Изгнание из рая

1 2 345678910

После еще свежей в памяти психоаналитической сессии мысли то и дело соскальзывали к продолжению нескончаемого спора. Я тщетно пытался оправдаться перед образом Рут в моей голове и опровергнуть хотя бы часть из так задевших меня упреков. Городил новые и новые аргументы, временами теряя ощущение, где именно проходит грань рассудочности и трезвости мышления.

“Состоявшийся человек” соглашается на бессмысленные, и порой даже вредные, локальные социальные конвенции, уклад, традиции. При переезде из одной страны в другую это особенно бросается в глаза. Там – один менталитет, одна шкала ценностей, и все свято верят в их абсолютную истинность. Тут – другие, и верят в них так же истово и безоглядно.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Ценности и мировоззрение меняются при простом географическом перемещении. Час-другой на самолете – и то, что было дорого и свято, уже незначительно или вовсе несуразно. И “состоявшийся человек” не рыпается. Он и с прежним соглашался, и новому подпевает. Потому что перечить социуму коммерчески неоправданно, а протест – зачастую наказуем.

Особенно печально смотреть на тех иммигрантов, которых больше всего заботит побыстрее мимикрировать под местных. Да и дело не в одних иммигрантах, это повальное явление – чутко следить за тем, куда в данный момент в данном месте дует ветер, и всеми силами стараться соответствовать. Сейчас я имею сомнительное удовольствие наблюдать попытки “взросления” Тревожного Магистранта. Ох, как бедный тужится. Все не терпится ему “состояться”, чтобы одобрили, поощрили. Сказали бы: “Ты молодец, ты наш!” И погладили бы по головке.

Впрочем, я снова увлекся замаскированными под рассуждения оправданиями. К счастью, хоть на этот раз можно сослаться на Рут, и не обязательно валить все на никак не причастного Аствацатурова или очень даже причастного, но не именно к этому, Господина Редактора.

Итак, кончилась зима, больше похожая на осень, но без пестрого листопада, которого в Израиле нет и осенью. Вступала в права ранняя весна, похожая на нашу бесснежную зиму, похожую на осень. Точно так же моросил дождь, и тучи нехотя тянулись по такому же, как зимой, низкому небу.

Шмуэль оставался точно так же недоволен всем, что я делаю. Впрочем, нет, не совсем так же. После повторно заваленного экзамена я впал в еще большую немилость и был причислен к разряду кадров второго сорта, где уже давненько прозябал Тревожный Магистрант.

Крайне удобно у Шмуэля получалось. Два перспективных кадра: Заправский Ученый и Телохранитель премьер-министра. И два оболтуса: я да Тревожный Магистрант. Его – Тревожного – тут же обуяло чувство братства по признаку неудачливости и общности горькой долюшки. Он начал ко мне тянуться. Вяло ныл, доверительно сетовал, скулил, квохтал. Магистранта было жалко, но к жалости примешивалась досада, потому что таким людям не помочь: их не переделать, их даже невозможно надолго утешить. К тому же я быстро уставал от его вечной подавленности и заискивающего подхалимства.

назад | 125 / 172 | вперед