Челленджер.
Глава 9
На следующий день я опоздал на общее совещание – то самое, о котором писал Ариэль. Оказалось, что оно проводится в нашей комнате. Припозднившись минут на десять, постучался и заглянул внутрь.
Ариэль прервал речь и строго вперился в нарушителя дисциплины. Синхронно повернув головы, сотрудники перевели взгляд с меня на Ариэля. Тим Чи или Тамагочи, как я окрестил это чучело после множественных полуночных бдений над его монументальным workplan-ом, капая на стол, ковырялся в моём аквариуме.
– Жди снаружи, – выдержав назидательную паузу, велел Ариэль.
«Детский сад какой-то! – в бессильном негодовании думал я, топчась перед закрытой дверью. – Воспитательница в угол поставила. И что теперь? Не стоять же тут, в самом деле!» Вчера я забыл лэптоп и потому совершенно не представлял, чем заняться. Может, постучаться и попросить? Но ведь Ариэль назло не даст. Выслушает со скорбным видом, скажет нечто пафосное и сделает какой-нибудь нравоучительный жест. Хорошо ещё, если без Древней Греции обойдётся. Педагог хренов! Нет уж, увольте. Этого наслаждения я ему не доставлю.
Я бросил сумку в лаборатории и вышел на улицу. День выдался знойный, но пасмурный. Низкое небо, затянутое грязными кучевыми облаками, нависало над городским ландшафтом. В липком воздухе ни малейшего дуновения. Душно. Тихо. Машин почти нет. Людей тоже.
Миновав несколько кварталов, решаю купить кофе. Охлопав карманы, нахожу лишь мятую пачку сигарет. Достаю последнюю, мстительно комкаю упаковку и ещё раз обшариваю карманы. Зажигалка не обнаруживается, и я плетусь дальше.
Между зданиями открывается полупустая парковка, ограждённая высокой стеной. Стена белая, и эта белизна резко выделяется на фоне преобладающих сероватых тонов. Я останавливаюсь. В стене с неведомой целью вырезана прямоугольная дыра. Поверхность с дырой напоминает обрамление большой картины – уютный скверик, заросший буйной травой и окружённый высоким кустарником, чуть поодаль, под раскидистым деревом, – скамейка и едва натоптанная тропинка.
Я сразу понимаю, что мне туда. Упираюсь, подтягиваюсь и, перекинув ногу, усаживаюсь на краю дыры. На торце стены – спичечный коробок. Подобрав его, спрыгиваю в сад. Осторожно иду по тропинке этого затерянного в безвременье уголка, а под подошвами приветливо похрустывает мелкий гравий.
Лёжа на скамейке, лениво затягиваюсь, выпускаю дым и смотрю на едва колеблющуюся листву, по которой скользят мягкие тени. Закрываю глаза, и тени, не желая расставаться со мной, продолжают скользить, навевая прозрачные мысли.
Вспоминается наша первая встреча. Мы на берегу, в ушах шуршит ветер, ласково журчит песок, а меж низких столиков мерцают фонари. Ира наклоняется и спрашивает…
А теперь мы в машине, она обращается ко мне, я смотрю на неё, и она так прекрасна, что я забываю вопрос и только крепче стискиваю руль. Она держится легко и непринуждённо, в ней нет ни жеманства, ни смазливого кокетства, от которых я так устал на наркотических тусовках и всевозможных пати. И, уже почти отчаявшись, долго искал это, прозябая в клубах, закрытых вечеринках, среди лицемерного веселья, бессмысленных разговоров и ненужных случайных знакомств, от которых наутро остаётся лишь мутный осадок стыда и разочарования. Неужто мне каким-то чудом удалось повстречать в этом городе, куда я выходил, как на поверхность враждебной планеты в панцире из безразличия и цинизма, что-то настоящее, светлое и искреннее?