Челленджер.
Глава 21
– Пти-фу-ры. Такие крохотные, цветные и разных сортов, а бывают… Мм… – протянула она с вожделением. – Знаешь, я их жутко люблю. Просто умираю…
– Погоди, не надо умирать. Можешь по буквам?
– Пи, и, ти, – принялась диктовать она, – ай, эф…
– Так-так… понятно, вышли название эсэмэской. Я попробую… но не обещаю.
Я поспешил отключиться.
– Прошу прощения, это как раз мама, – смущённо улыбнулся я. – Так о чём… а, вот, я решил посвятить себя духовной практике, и женщины меня теперь отнюдь не интересуют. Однако, возвращаясь к существу вопроса, хотя Арик не раз признавался, что все начальники и в особенности его начальники, – я красноречиво взглянул на директора, – полные идиоты, мне несказанно повезло с шефом, и я не устану это повторять.
Ариэль попробовал возмутиться, но был остановлен коротким властным жестом.
– На данном этапе будем считать тему закрытой. – Директор приосанился. – Спасибо и успехов в подготовке к конференции. Полагаю, излишне напоминать о её важности.
Я поблагодарил Харви и повторно заверил Ариэля в непреходящем почтении, от чего Минотавру сделалось совсем худо.
– Ариэль, мы ещё не закончили, – прозвучало за моей спиной, и я заботливо прикрыл дверь, чтобы директор мог вольготно устраивать моему начальничку внеплановую головомойку.
* * *
– Почему Юнг? Почему Платон? Потому что за всем стоят прообразы. Ариэль говорит – фигня, а меж тем конфликту три тысячи лет, и пошло всё даже не с Платона с Аристотелем… Это же и есть раскол между язычеством и иудаизмом.
– О чём ты? – в недоумении покосилась Майя.
– Выход Авраама из Вавилона, книга Бытия… Hello?! Зарождение первой монотеистической религии…
– При чём тут одно к другому?
– А, ну смотри… Вавилон – поклонение золотому истукану, а иудео-христианский подход – альтернатива всему этому. Для того и придуман миф о башне. Зачем она строилась? Чтобы достать до неба. Люди возомнили, что Бог где-то там, – я ткнул пальцем в потолок, – что до него можно дотянуться, ан нет, чёрта с два! Еврейцы просекли фишку и сказали: «Вы чего? Бог абстрактен!»
– Вопрос: может ли человек верить в абстракцию, либо он всегда придумывает образ и верит в него, а не в какую-то бесформенную идею?
– Может, конечно может. Оглянись: сегодня, благодаря Христу и Голливуду, все поголовно верят в любовь. Но не надо пытаться до неё дотронуться. До её объекта – пожалуйста, но не до неё самой. И это прекрасно! Она неуязвима, как сиятельные идеи Платона, её не запятнать никакой пошлостью или низостью.
– Но люди всё равно ищут конкретики.
– Да, индусу, чтобы верить, нужны рудракши или алтарь, или статуэтка Шивы… А евреи как бы не такие, хотя у них тоже свой антураж.
– Они обожествляют Тору. К священной книге надо относиться с благоговением.
– Вот именно! Слово! Образ! Не вещь, не бумагу. Нет священных косточек рудракши, есть то, что стоит за ними, а их самих нет, в смысле – нет в них святости. Великий Вавилон пал, а занюханной иудейской вере четвёртое тысячелетие пошло.
– Допустим, – Майя поправила бусы из рудракши и кристаллов, – но в христианстве не совсем так: там Иисус, пророки всякие… святые, великомученики – классические пережитки идолопоклонства. Да и зачем христиан с иудеями смешивать? Истоки, конечно, одни…
– К слову об Иисусе, тебе на редкость повезло. Угощу тебя рыбой собственного приготовления.
Я торжественно извлёк из холодильника две свежих, ещё пахнущих морем и водорослями, рыбины.