Челленджер.

 Глава 20

1 2 3456

– Так, Майя, уймись. Давай лучше о Катманду поговорим.
– Ага, сейчас… сейчас стану тебе сказки сказывать, может, ещё колыбельную сплясать? Очнись, ты всё норовишь зарыться головой в песок, едва мы затрагиваем что-то настоящее. Не согласен? Спорь, защищайся. Ты же воин! Думаешь, я тебя атакую? Я просто указываю на то, что ты предпочитаешь замести под ковёр. Фигли увиливать? От кого…
– Хорошо, Майя, хорошо…
– Ничего хорошего, это жутко. Как тебе самому не жутко? Это твоя жизнь, тебе выбирать и тебе расхлёбывать. А ты отсиживаешься в кустах. Чего трусишь? Это ведь так или иначе происходит. Где-то там, глубоко внутри, ты знаешь, но боишься признаться и впустую наворачиваешь круги в карусели бичей и морковок. Хочешь оставаться слепцом? Бегать за морковкой, которую сегодня тебе даже показывать не надо? Ты так заучил этот урок, что самостоятельно визуализируешь её перед носом. И тебя не смущает ни то, что бичи страданий очень даже ощутимы и их много, а морковки иллюзорны и их мало, ни то, что тебя держат за ломовую скотину, впахивающую ради чужих интересов. Ты настолько растворился в них, что уже считаешь своими, и потому ишачишь с искренним энтузиазмом. Чего весь сморщился? Нечего смотреть с укором, будь всё о’кей, тебя бы не задевали чьи-то слова… – Она сломала в пепельнице недокуренную сигарету. – А это твоё, как его… троеборье!
– Троебабие, – огрызнулся я.
– Да один чёрт.
– А что, красиво… и по Юнгу. Карл Густав Юнг, был такой немецкий товарищ.
– Сногсшибательно, Карл Густав!
– Не понял, уж к Юнгу-то какие претензии?
– К Юнгу – никаких, речь о тебе, – казалось, она больше не считала нужным скрывать наслаждение этим измывательством. – Нашёл за кого спрятаться!
– Ни за кого я не прячусь! Просто, когда мы с Шуриком…
– Значит, Юнг с Шуриком виноваты?

Я вздохнул и, прикрыв глаза, попытался восстановить внутреннее равновесие.

– Ты на Burning Man ездил, провёл неделю в пустыне… И что? – ковровая бомбардировка возобновилась. – Что ты вынес из этого переживания? Троеборье? Бред! Дикость это твоё троеборье.
– Ой, ты вся из себя невероятно продвинутая, а в вопросах секса вдруг такая консервативность. С чего бы? А?! Кто теперь ретранслирует маму с папой? Чем, интересно, моногамия лучше полигамии?
– Ничем. Ничто одно ничем не лучше ничего другого, если делается с чистым сердцем. Всё едино. Но ты выбрал скользкую тропинку. Возможно, твои намерения были чисты и красивы там, на фестивале. Но разве они таковы сейчас? Я же чувствую… Ладно, не хочешь мне признаваться, – признайся хоть сам себе. Шёпотом, в глубине, но признайся. Разве ты не продолжаешь просто ради очередной победы? Ради того, чтобы пририсовать ещё звёздочку на фюзеляже? Дорогой мой, чтобы идти этой дорожкой и не скатиться, надо быть мегамонстром, а тебе до этой точки сознания ещё грести и грести!

Я стиснул зубы, стараясь побороть нарастающее ощущение смутной тревоги.

назад | 151 / 193 | вперёд