Челленджер.

 Глава 14

1 2 3 4 5 6 7 …

Но в нас горит ещё желанье,
к нему уходят поезда,
и мчится бабочка сознанья
из ниоткуда в никуда.

Виктор Пелевин

Я бросаюсь животом в белую, мелкую, как пудра, пыль. Хорошенько извалявшись, перекатываюсь на спину. Под радостный смех окружающих вожу по песку руками и ногами, и мне немного неловко, но тоже весело. Зачерпнув, вскакиваю, подбрасываю горсти песка и наблюдаю, как оседает белёсое облако. Мне вручают железный прут, и я со всей дури бью в импровизированный колокол из газового баллона, подвешенного к пирамиде спаянных рельсов.

– Welcome home! – чувак в шотландской юбке обнимает меня и хлопает по спине. Чувствуется, что он старожил, – всё знает и понимает. И хоть это странно и несколько настораживает, тут искренне рады мне.

Я бью ещё и ещё. Все вокруг орут и смеются. Пыль смывает первое смущение. Я прохожу через ворота, на которых тоже выведено «Welcome Home», и двигаюсь вглубь. На билете адрес и карта раскинувшегося амфитеатром палаточного города Black Rock City, а на незанятой территории написано непонятное слово «Playa».

* * *

Очнувшись в машине скорой помощи, ещё бухой и злой как бес, содрал присоски ЭКГ и потребовал остановиться. Санитары хватали меня, пытаясь уложить обратно, но на перекрёстке я вырвался, и, пошатываясь, перебежал на другую сторону. Припав к стене, отдышался и оглядел пустынную улицу.

Внезапно меня окликнул парень, будто соткавшийся из ночной мглы. Подойдя, он протянул листок и сказал: «Думаю, тебе сюда». Сказал и пошёл дальше. В свете фонарей на флаере, кроме эмблемы и названия, различалось лишь: «На Burning Man²² нет денег и всего с ними связанного».

А впервые я услышал об этом эвенте при ещё более чудных обстоятельствах. Будучи студентом и исследуя окрестности Сан-Хосе, меня занесло в заповедник калифорнийских мамонтовых деревьев. Когда я нагулялся по изрытым узловатыми корнями тропам, мне стало любопытно, каково остаться одному в ночном лесу. Найдя ручеёк, струившийся меж гигантских стволов, устроился на берегу, дождался сумерек и пустился в обратный путь.

С собой были зажигалка и карта, казавшиеся вполне достаточной экипировкой ночного путешественника. На третьей попытке рассмотреть карту зажигалка развалилась на куски, и наступила полная темнота. Высоко над головой кроны смыкались в сплошной навес, не пропускавший лунного света. Проскитавшись всю ночь в кромешной мгле, чудом вышел на сторожку лесника, который за кружкой липового чая поведал мне свою историю знакомства с Burning Man.

…За последний месяц я уже дошёл до самого дна, надо было срочно что-то предпринимать, и парень из ниоткуда, вручивший флаер, подсказал верный ответ на незаданный вопрос. Две недели спустя, побросав в машину палатку и консервы, я устремился в Неваду. И вот я в пустыне. Только-только забрезжил рассвет, и всё тонет в молочной дымке, сквозь которую маячат шпили пёстрых шатров. И зычно гудит колокол. От этого звука и общего бесшабашного настроения спадает усталость и отступает первый барьер скованности.

* * *

---

²² Burning man – дословно горящий человек.

назад | 93 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 13

1 2 3 4 5 6 7 …

Всё постоянно напоминало об этом – время и душевные силы выделялись мне лишь после того, как было сделано остальное. Нам приходилось учитывать не только распорядок Алекса, но и её левые подработки. Денег из гордости она не брала, что создавало абсурдное положение, когда я откладывал свою высокооплачиваемую работу, подстраиваясь под её копеечные халтуры, а Ира разрывалась, силясь выкроить часок-другой между заботами об Алексе и служебными обязанностями для наших кратких свиданий.

Я часто замечал, что мысли её заняты иным. Вместо того чтобы уделить время нашим отношениям или себе самой, расслабиться и хоть немного отдохнуть, её сжирали мелкие интриги подковёрных баталий никому не нужных коллег и плутоватых, мелочных работодателей. Уродство этой ситуации было сопоставимо лишь с её безысходностью.

Ира действительно нуждалась. Перебиваясь двумя грошовыми работами по-чёрному, ей еле удавалось сводить концы с концами. И хотя я верил в искренность её чувств, время от времени всплывали подлые вопросы. Почему она меня выбрала? Потому что я неплохой добытчик? Даже очень завидный, а если Ариков замут выгорит, и подавно. Или меня выбирают, поскольку Алексу нужен папа? Почему выбирают меня? Потому что нужен отец, а я не худший кандидат? Я и сейчас верю Ире, искренне верю, но вопросы есть, они очерняют иллюзию, в которой я пытался пребывать, и никуда от них не деться.

По сути, пока ты не взял на себя роль добытчика, ты просто развлечение. Не красивая утопическая любовь, возможно, инфантильная, но такая, к коей стремятся всеми фибрами души. Не та, которая мечта и смысл, ради которой… Словом – не та. Ты так… – десерт. Ты nice to have²⁰. А если вдобавок ты имеешь запросы, то вовсе рискуешь превратиться в досадную помеху.

Да и Алекс уже не дитя, а сформировавшаяся личность. Ему вот-вот семь. Он почти взрослый. Его воспитал другой мужчина, и он для Алекса – образец для подражания. В этом раскладе меня не всё устраивает, и, сколько ни старался, я так и не смог полностью от этого абстрагироваться. Он не мой сын, которого я воспитывал. Иногда в нём проявляются уже укоренившиеся мировоззренческие установки, от которых меня передёргивает.

Всё это непросто и неоднозначно, потому что он меня очаровывает. При всех своих несовершенствах, я очень люблю детей. С ними гораздо интересней, чем со взрослыми, перенявшими общепринятые нормы, наглухо зашорившимися в высмотренном из телика поверхностном восприятии и окопавшимися в рамках «легитимных» тем, даже в них придерживаясь исключительно «адекватных» суждений. Ах да… Как же я запамятовал ещё одно омерзительнейшее качество, присущее взрослости, давно превратившееся в повинность, – непременно лезть из кожи, стараясь казаться позитивным. Ведь иначе ты лузер. А лузер в двадцать первом веке – худшее оскорбление.

А дети не бывают позитивными, они либо радуются от души, либо не радуются никак. Дети могут удивить, показать что-то новое. То новое, которое на самом деле хорошо забытое старое и которого так не хватает. Задать вопрос не каверзный, а искренний, способный поставить в тупик и вывести за рамки, в которых ты давным-давно залип вместе с остальным стадом.

Но есть папа Алекса. И когда в этом наивном ребёнке проступают перенятые у отца и по-детски утрированные плебейские социальные установки, я не знаю, как реагировать. Меня раздирают противоречивые эмоции: жалость, злость, сострадание. Единственное, что неясно: кого жалею? Себя? Иру? Алекса?

И ещё одно шкурное соображение: Ира родила другому мужчине. Куда ушли её жизненные соки? Они ушли в милое, приятное существо. Но… оно не моё. Не моё. Что это? Ревность? Расчётливость? Иногда я замечал в глубине её глаз надломленность. Жизнь матери-одиночки, которой не удалось толком устроиться в чужой стране, без алиментов и практически без родительской поддержки, подточила её. Где-то там, в пути, в нелёгкой борьбе она растеряла, отдала, пожертвовала слишком многим, чего уже не вернуть. И смотреть на это так больно, что хочется выть и разбивать кулаки о закрытые двери.

* * *

---

²⁰ Nice to have – приятное дополнение.

назад | 86 / 193 | вперёд