Челленджер.

 Глава 22

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

– Мне никогда не импонировала эта фотография, – невпопад отчебучивает Джейн, с отсутствующим видом глядя на постер абстрактного содержания.

Все с минуту изучают уже не раз виденную над изголовьем кровати репродукцию из нью-йоркского музея современного искусства.

– Вот, девочки, полюбуйтесь на своего рыцаря. Это и есть то счастье, по которому вы сохнете? – участливо вопрошает Майя и продолжает, обернувшись ко мне: – Что ж, прелюдия затянулась. Одевайся, герой-любовник, оргии не предвидится. Может, предложишь чаю? Мы всё-таки к тебе в гости пришли.
– Давайте я сделаю, – неожиданно вызвалась Келли. – Кто ещё будет?
– Не откажусь, – тут же соглашается Майя. – Посидим, чайку попьём, заодно во всём разберёмся.
– А ты, Джейн?

Высказавшись на тему авангардного искусства, Джейн отошла к окну и смотрит вдаль, будто ничего не слыша.

– Я бы тоже от кофе не отказался, – осторожно роняю я.

Келли выходит, не удостаивая меня ответом. Помедлив, Джейн следует за ней.

– Крепись, Челленджер, – многообещающе подмигивает Майя, окончательно входя в образ Фурии, – до рассвета ещё далеко.

Я наспех одеваюсь и спешу вниз. Келли уже орудует на кухне, а Джейн дефилирует вдоль полок с книгами, выставленными в гостиной, дабы продемонстрировать всем любопытствующим необъятную широту моего кругозора.

– Итак, вы зачем, собственно, пожаловали? – спускаясь по лестнице, я застёгиваю на ходу рубашку. – Я, конечно, счастлив видеть вас вместе, особенно в три часа ночи, но с какой радости мне такая честь?

Майя снисходительно усмехается моей попытке обрести контроль над ситуацией. Джейн наклоняется и, отодвинув увесистый том Шопенгауэра, извлекает потёртую книгу «Легенды и мифы Древней Греции».

Устроившись в кресле, она раскрывает наугад и принимается читать вслух: «Быстро схватил Персей голову Медузы и спрятал в чудесную сумку. Извиваясь в судорогах смерти, тело Медузы упало со скалы в море. От шума его падения проснулись сёстры Медузы – Стейно и Эвриала. Взмахнув могучими крыльями, они взвились над островом и горящими яростью глазами смотрят кругом. Горгоны с шумом носятся по воздуху, но бесследно исчез убийца»…

– Давайте только без Греции, – простонал я. – У меня и так постоянная Греция на работе.
– Обычная история, – встрепенулась Майя. – Все они, Персеи, одинаковые. Появляются из ниоткуда, достанут даже на острове, не успеешь оглянуться, как ты уже без башки и ничего не видишь вокруг. А они, словно так и надо, ещё и тащат куда-то.
– Пока другую не встретят, – поддерживает Келли.
– А наш тащит, даже если встретит. Как вам втроём в одной чудесной сумке? – всё больше воодушевляется Фурия. – А знаете, как он это называет?
– Майя, не надо, – спешу вклиниться я.
– Троебабие, – припечатывает Майя.
– Что?! – раздаётся из кухни.
– Модель тро-е-ба-би-я, – нараспев повторяет Фурия.
– Сво-о-олочь!

Я оглядываюсь на Келли, и очень кстати: мне с трудом удаётся увернуться от летящего стакана. Споткнувшись, чуть не падаю и еле успеваю отпрянуть от нового метательного снаряда, вдребезги разбивающегося о стену рядом с моей головой.

назад | 179 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 17

… 7 8 9 10 11

После передряг с экспериментом воцарилось зыбкое затишье. Подошёл срок сдачи проекта. Составив отчёт, я усиленно работал, стремясь получше подготовиться к знаменательному событию. При соответствующих настройках, подавляющая часть данных уложилась в допустимый диапазон, что весьма обнадёживало, доказывая устойчивость и универсальность алгоритма, а неудачные случаи – отголоски саботажа, я списал на неминуемые погрешности, и в целом отчёт был принят вполне благосклонно.

Единственным примечательным событием оказался внеочередной бзик Ариэля. Уж не знаю, какие именно завихрения веяли в его дюжей башке, но как-то во время послеобеденного штиля, когда разомлевшие работники погружаются в безмятежное оцепенение, наш гигант мысли в каком-то припадке умопомрачения выскакивает из кабинета и принимается метаться по коридору.

– У меня нет жизни! – воет Ариэль, обхватив голову руками.

Преодолев в три-четыре прыжка небольшое прямоугольное пространство, он вскидывает руки к пенопластовым панелям фальшпотолка и неистово потрясает ими в воздухе.

– У меня нет жизни! – стенает он, кидаясь обратно.

Наблюдая за этими вокально-атлетическими упражнениями, я всякий раз опасливо отстраняюсь. Из-за дверей в испуге выглядывают лица сотрудников.

– Что это с шефом? – шепчет Ирис. – Утром застала его спящим, уткнувшись лбом в стол.
– Должно быть, издержки производства. Кстати, как там у тебя с дифференциальными уравнениями?
– Да… всё обошлось. Спасибо. Купили программу, начертили, решили. Ничего сверхъестественного.

Вслед за ним, влекомый вихрем, парит листопад инструкций по технике безопасности, опрометчиво подвернувшихся под горячую руку.

– У меня нет жизни! – надрывается Ариэль.

В этом вопле души, в этом отрицании жизни звучит не раскаяние опомнившегося, не ужас осознания, а бешеный азарт. Он упивается своим самопожертвованием. Я смотрю на происходящее, словно на собственное отражение. Ведь, подобно ему, умеренность никогда не была моей сильной стороной, а меж тем я иду по его стопам, просто ещё не забрался так далеко. И пока не поздно, надо что-то менять. Нельзя дать себе докатиться до такого состояния. При всём сочувствии, становиться Ариком номер два мне отнюдь не улыбается.

* * *

назад | 130 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 14

… 8 9 10 11 12

Поздним утром на подъезде к Сан-Хосе останавливаюсь перекусить и попадаю в торговый арт-центр. Там пасторальная атмосфера, повсюду натыканы фикусы в кадках, а на стенах картины безруких художников. Кто покупает такой хлам – неясно.

По павильону чинно променадятся пенсионеры. Подолгу пялятся на эту, с позволения сказать, живопись и перешёптываются, делясь впечатлениями. И в этой юдоли мещанского благолепия – я – в салатовых шароварах, оранжевой майке и с глазами на лбу.

Ввиду недельного недосыпа, отходняка от фестиваля и ночи за рулём, мои реакции резки и утрированы. Чувствуя это, я пытаюсь себя сдерживать, отчего, должно быть, выгляжу ещё комичней. Высматриваю подходящую забегаловку, валюсь в кресло и запрокидываю голову.

– Я хочу завтрак! – взбудоражено вскидываюсь я, завидев официантку.
– Погоди, – стройная негритянка смерила меня взглядом. – Видишь, я тут…

В её руках поднос с корзинками сахара, салфетками и какими-то штучками.

– А, ну да… – отзываюсь с той же неадекватной бодростью. – Но я уже хочу.

Ага, они только открылись, – проявляю я чудеса проницательности, не сводя глаз с официантки.

– Ты что, с Burning Man? – выдаёт она, закончив обсахаривать столы.

Я ошарашенно озираюсь, как Штирлиц, которого Мюллер поздравил с днём Красной Армии. Она высокая, с короткой стрижкой. На эту тему у меня особый фетиш – в грации женщин с короткими волосами больше свободы и изящества. У них не формируется привычка при каждом повороте головы думать о своей гриве. Привычка, придающая пластике движений некую скованность и манерность. Правда, в ответ на эту теорию Шурик заявил, что я латентный гей.

При появлении завтрака я на некоторое время забываю обо всём. Потом она убирает со стола, а я заказываю двойной эспрессо. Рядом степенно расхаживает голубь, а она нравится мне всё больше и больше. Никакой косметики, на тонких запястьях по элегантному браслету, в ушах, в тон им, точечки серёжек.

– To go? – спрашивает она.
– Нет, я на тебя ещё полюбуюсь.

Я прикидываю несколько вариантов вступительных фраз и решаюсь.

– Как бы ты поступила, будь это сценой в… современном романе? Главный герой заваливается позавтракать во хмелю после Burning Man, а тут ты, то есть героиня, у неё только начался рабочий день – и на тебе. Он выдаёт эту реплику. И?

Она несколько замешкалась.

– Предположим, он тебе нравится, – припечатываю я. – И ты в принципе не прочь.

Она выдерживает паузу, пристально разглядывая меня. Я вызывающе улыбаюсь.

– Это у тебя такое начало романа? – произносит она скептически.
– Нет, почему? Скажем… середина.
– А герой, стало быть, писатель?

назад | 103 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 13

1 2 3 4 5 6 7 …

Всё постоянно напоминало об этом – время и душевные силы выделялись мне лишь после того, как было сделано остальное. Нам приходилось учитывать не только распорядок Алекса, но и её левые подработки. Денег из гордости она не брала, что создавало абсурдное положение, когда я откладывал свою высокооплачиваемую работу, подстраиваясь под её копеечные халтуры, а Ира разрывалась, силясь выкроить часок-другой между заботами об Алексе и служебными обязанностями для наших кратких свиданий.

Я часто замечал, что мысли её заняты иным. Вместо того чтобы уделить время нашим отношениям или себе самой, расслабиться и хоть немного отдохнуть, её сжирали мелкие интриги подковёрных баталий никому не нужных коллег и плутоватых, мелочных работодателей. Уродство этой ситуации было сопоставимо лишь с её безысходностью.

Ира действительно нуждалась. Перебиваясь двумя грошовыми работами по-чёрному, ей еле удавалось сводить концы с концами. И хотя я верил в искренность её чувств, время от времени всплывали подлые вопросы. Почему она меня выбрала? Потому что я неплохой добытчик? Даже очень завидный, а если Ариков замут выгорит, и подавно. Или меня выбирают, поскольку Алексу нужен папа? Почему выбирают меня? Потому что нужен отец, а я не худший кандидат? Я и сейчас верю Ире, искренне верю, но вопросы есть, они очерняют иллюзию, в которой я пытался пребывать, и никуда от них не деться.

По сути, пока ты не взял на себя роль добытчика, ты просто развлечение. Не красивая утопическая любовь, возможно, инфантильная, но такая, к коей стремятся всеми фибрами души. Не та, которая мечта и смысл, ради которой… Словом – не та. Ты так… – десерт. Ты nice to have²⁰. А если вдобавок ты имеешь запросы, то вовсе рискуешь превратиться в досадную помеху.

Да и Алекс уже не дитя, а сформировавшаяся личность. Ему вот-вот семь. Он почти взрослый. Его воспитал другой мужчина, и он для Алекса – образец для подражания. В этом раскладе меня не всё устраивает, и, сколько ни старался, я так и не смог полностью от этого абстрагироваться. Он не мой сын, которого я воспитывал. Иногда в нём проявляются уже укоренившиеся мировоззренческие установки, от которых меня передёргивает.

Всё это непросто и неоднозначно, потому что он меня очаровывает. При всех своих несовершенствах, я очень люблю детей. С ними гораздо интересней, чем со взрослыми, перенявшими общепринятые нормы, наглухо зашорившимися в высмотренном из телика поверхностном восприятии и окопавшимися в рамках «легитимных» тем, даже в них придерживаясь исключительно «адекватных» суждений. Ах да… Как же я запамятовал ещё одно омерзительнейшее качество, присущее взрослости, давно превратившееся в повинность, – непременно лезть из кожи, стараясь казаться позитивным. Ведь иначе ты лузер. А лузер в двадцать первом веке – худшее оскорбление.

А дети не бывают позитивными, они либо радуются от души, либо не радуются никак. Дети могут удивить, показать что-то новое. То новое, которое на самом деле хорошо забытое старое и которого так не хватает. Задать вопрос не каверзный, а искренний, способный поставить в тупик и вывести за рамки, в которых ты давным-давно залип вместе с остальным стадом.

Но есть папа Алекса. И когда в этом наивном ребёнке проступают перенятые у отца и по-детски утрированные плебейские социальные установки, я не знаю, как реагировать. Меня раздирают противоречивые эмоции: жалость, злость, сострадание. Единственное, что неясно: кого жалею? Себя? Иру? Алекса?

И ещё одно шкурное соображение: Ира родила другому мужчине. Куда ушли её жизненные соки? Они ушли в милое, приятное существо. Но… оно не моё. Не моё. Что это? Ревность? Расчётливость? Иногда я замечал в глубине её глаз надломленность. Жизнь матери-одиночки, которой не удалось толком устроиться в чужой стране, без алиментов и практически без родительской поддержки, подточила её. Где-то там, в пути, в нелёгкой борьбе она растеряла, отдала, пожертвовала слишком многим, чего уже не вернуть. И смотреть на это так больно, что хочется выть и разбивать кулаки о закрытые двери.

* * *

²⁰ Nice to have – приятное дополнение.

назад | 86 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 13

1 2 3 4 5 6 7 …

Маэстро… Сейчас я хочу приготовить самый убойный коктейль из тех, что я знаю, а вы будьте добры – смягчите силу удара, как можете. Мне-то уже всё равно, а вот за зрителей своих я немножечко волнуюсь…

Mr. Freeman

На первом свидании Ира настроена решительно, будоража и держа в постоянном напряжении. А второе заканчивается в моей постели. И вот я везу её домой, мы молчим, переполненные аурой первой близости, и заново переживаем яркие мгновения. Подъезжаем, Ира выходит из машины, одёргивает юбку и произносит всего одно слово:

– Сволочь.

Взгляд её затуманен и на дне его мерцают угольки, будто острые когти, утопленные в подушечках лап. Она потягивается с грацией благодарной самки. И это последний штрих. От звука её охрипшего голоса нечто внутри переворачивается, качели делают солнышко, и эта сцена намертво впечатывается в моё сознание.

* * *

Вам налить? Пока нет? Тогда, с вашего позволения, пью один. Так, дальше!¹⁸

* * *

Мы в суши-баре. В один из тех немногих вечеров, когда удалось куда-то выбраться. Потягиваем остывающее саке, едим суши. И тут Ира делает одну из вещей, свойственных женщинам на ранней стадии отношений, – то есть лезть, куда не следует, что-то разузнавать и проверять границы. Она просит посмотреть, что я ношу в кошельке. Перебрав его содержимое, она обнаруживает карточку из плотной бумаги.

– Это что? – спрашивает Ира.

А карточка найдена в одном из ночных скитаний по дебрям Лос-Анджелеса. Я шёл вместе со своей «бездной», увидел и сразу понял, что это мне. Карта из детской игральный колоды. На ней парусник с тремя мачтами, высокой палубой, гордо задранным бушпритом и раздутыми попутным ветром парусами. А под рисунком написано «Спасательный корабль». Я положил карточку в кошелёк, и с тех пор она всегда со мной.

Когда я заканчиваю эту историю, Ира достаёт ручку и, закрываясь ладонью, что-то выводит. Затем протягивает мне. «Я.Т.Т.Л.» – написано под Кораблём спасения. Такое признание… в письменной форме, с этим «тоже» и в виде аббревиатуры, – оно жалко, натянуто.

А я уже давно сказал ей, что люблю. Ещё на третьей неделе. Неожиданно для нас обоих. Обычно я крайне осторожно отношусь к этой фразе и прежде, в таком контексте, произносил её один или два раза. Но тогда нам было так здорово, чувства были столь чисты и возвышенны, что я не удержался и сказал.

* * *

¹⁸ Из видеоролика «O России», проект Mr. Freeman.

назад | 81 / 193 | вперёд