Челленджер.

 Глава 21

1 2 3 4 5 6 …

Забавно, этот поц думает пронять меня новой тактикой канцелярских прибамбасов.

– Конференция – мираж. Нет её и никогда не было. Глупая, тщетная, а главное, бессмысленная суета. Дым, тлен… тень на стене пещеры.

Минотавр озадаченно насупился.

– Ну как же! Платон, миф о пещере… No comprende, amigo?²⁸
– Чего?!
– Чего-чего… – передразнил я. – Как-то ты сдал… в апокрифы не заглядываешь… Миф. О. Пещере. Чё тут неясного?
– Илья?! – всплеснул руками Ариэль.
– Ладно-ладно, не кипятись. Сейчас я всё популярно рассую по полочкам. Значится, твой закадычный враг – Платон Аристоныч… возможно, пребывая в алкогольном изумлении (история умалчивает)… эм… утверждал, что все люди сидят в пещере, задом к выходу и не могут повернуться. За их спинами другие люди носят разную утварь… ну там… вазы, амфоры, мраморные статУи – Древняя Греция, сам понимаешь. Так вот, прикованные рабы с рождения видят перед собой лишь тени, а потому уверены, что это и есть мир. Мы – рабы, томящиеся в заточении собственных чувств и эмоций, и твоя конференция – лишь крохотный завиток… зыбкий блик на стене, плод болезненного воображения.

Ариэль впал в ступор, лихорадочно силясь нарыть достойный аргумент из эллинского наследия.

– Пора дать решительный бой нелепой и порочной суетности! – взвыл я. – Покончить единым махом. Настало время порвать цепи, скинуть оковы и узреть подлинный свет! Я верю в тебя, Арик! Ты как начальник и предводитель всего чего ни попадя выведешь нас на стезю истины! К свету, к радости, к надежде!

Шеф угрюмо набычился.

– Мы любим тебя, Арик! – безумно завопил я, вскакивая на стол. – Ура-а-а!!!

* * *

После встречи с Майей я пребывал в приподнятом настроении, не ходил, а буквально парил, не касаясь земли. Новое чувство крепло, обволакивая невидимым облаком, даря свежесть красок, остроту и лёгкость, вместе с некой наполненностью. Я вновь открыл в себе способность радоваться простым вещам, и меня переполняло счастье. То самое счастье, о котором говорила она.

Всё стало чётче, сочнее, выпуклей, объёмней, будто спала пелена, причём не только с глаз, а со всех душевных и телесных ощущений. Я стал бережней относиться к внешним и внутренним впечатлениям, прислушиваясь к себе и к тому, что нашёптывал окружающий мир. И от этого даже мелкие переживания пронизывались спокойной, стойкой радостью и целостностью того непререкаемого смысла, который не нуждается ни в определении, ни в доказательствах.

Однако неурядицы, сыплющиеся непрерывным потоком, вовлечённость в офисную возню и остальные составляющие рутинной, давно приевшейся бытовухи, постепенно накапливаясь, как клочья пыли под старым диваном, замутняли кристальную чистоту новообретённого состояния. Всё чаще посещали мысли о Майе, с сопутствующей им тоской скорого расставания… Хоть мы и давно поняли, что не можем быть вместе, я считал её единственным душевно близким человеком, единственным существом моей крови, единственной, кто чувствовал и переживал так же остро и глубоко. А теперь, встретив после долгой разлуки, оттаяв в её лучах, я вновь теряю её. И, возможно, навсегда.

* * *

---

²⁸ No comprende, amigo? (исп.) – Не врубился, приятель?

назад | 162 / 193 | вперёд

Челленджер.

 Глава 16

1 2 3 4 5 6 7 8

На выходные я поленился возвращаться в LA и остался в мотеле, где уже прослыл завсегдатаем – факт, лишний раз напоминающий, что пора как-то решать жилищный вопрос. В пятницу познакомился с очень даже миловидной девушкой лет двадцати пяти, вечером подъезжаю к её дому и звоню сообщить, что можно спускаться. Она выходит, вся расфуфыренная, на каблуках и в яркой курточке, чмокает меня в щёчку, и салон заполняется сладковатым запахом духов.

– Прикинь, – начинает она без всякой подтанцовки, – говорила с сестрой, и этот мудак, её бывший, припёрся поддатый в парикмахерскую и затеял скандал. Что она, типа, должна отстёгивать с выручки, хотя сам он ни хрена не делает, только пьёт да обжимается с каждой подвернувшейся тёлкой. Он…
– Погоди, – прервал я этот экзальтированный монолог, пытаясь одновременно проявить вежливый интерес и несколько сбавить обороты, – а они эту… кхм, это дело вместе открывали?
– Какое вместе?! О чём ты? Он всю жизнь сидел у неё на шее, пользовался её умом и красотой, и нет же, всё ему мало, этот кобелюка ещё имеет наглость что-то требовать! Это ж надо, вламываться средь бела дня, при людях и качать права! Подумать только, какой гадёныш!
– Ну… ты же понимаешь, когда люди расстаются, разногласия неизбежны. У каждого своя правда.
– Какая правда? Всё это тянется уже столько лет, какая ещё правда?! Он же просто эксплуатирует её! Ей-богу, что она в нём нашла… Ни кожи ни рожи. Конченый неудачник.
– Может, это настоящая любовь? – вяло пытаюсь пошутить я.
– Любовь? – презрительно фыркает она. – Ой, скажешь тоже – любовь, я тебя умоляю. Мы с мамой ещё вначале говорили, что ничего путного из этого не выйдет. У него ж на физиономии написано – жеребец.
– Так кобель или жеребец? Пора, наконец, определиться… после стольких-то лет. – Она запнулась, и я продолжаю: – Слушай, давай решим, куда ехать. Есть одно местечко, там варят пиво, неплохая еда и атмосфера вполне себе.

Вытаращившись, будто ей предлагают крысиный яд, причём в донельзя непристойной форме, барышня возмущённо отворачивается к окну.

– Ты чего?
– Пиво? – переспрашивает она сдавленным голосом.
– Да, а что? Ты не любишь пиво?

Она пару раз оглядывается, но так ничего и не произносит.

– Ну не хочешь пива, выпьешь что-нибудь другое…

По-видимому, и в этой фразе что-то не так.

– Выпьешь что-нибудь? – цедит она, словно не веря своим ушам.
– Ну там… чай или кофе. У тебя с кофе как? Нормальные отношения?
– Ты предлагаешь девушке пиво? – уточняет она ледяным тоном.
– А что, женщинам пиво противопоказано? – я еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
– Нет, но не на первом же свидании! Незнакомой девушке – пиво?! На первом свидании?!
– Я ж тебе не трахаться предлагаю, всего лишь выпить.
– Трахаться? – она поперхнулась. – Вместо того чтобы пригласить в приличное место, где можно культурно отдохнуть… Так нет же, сразу выпить! Пиво! На первом свидании! Пиво!

На этом вопле я бью по тормозам и разворачиваю машину через сплошную полосу.

– А куда мы теперь? – спрашивает она, не выпуская ручку двери, в которую судорожно вцепилась во время последнего виража.
– А теперь – домой.

Обратный путь проходит в гробовом молчании. Выйдя, она надменно одёргивает курточку, а я еду в местечко, где варят пиво и водятся сочные свиные стейки, которые не выходили из головы ещё по дороге к ней.

* * *

назад | 115 / 193 | вперёд