ИИ и мы.
Страница 4
– А он и не может!
– Так книга же – тупо набор букв.
– Ах, буквы?! СМС – тоже буквы. И что, шедевр?!
– Тсс, гении, не орите… Вся фишка в структуре.
– Структура? Тьфу! Жизнь не структурируется.
– Ей-богу, вещь-то живет отдельно от автора!
– Ага! И отдельно от зрителя. И от здравого смысла.
– Да ну, смысл возникает в голове читателя. Причем в каждой – свой.
– Ха-ха, а у меня в голове только пиво.
– Именно! Прочитав книгу – вы, именно вы, – вдыхаете в нее жизнь. Вот есть писатель. Живой. С душой, кишками, тремя разводами и любовью к лисапеду. Он страдает, мучается, пишет. Ненавидит себя. Стирает. Пишет снова. Потом сдает книгу. И все. Все это дело уходит в издательскую машинерию. Надеюсь, никто не заподозрит душу у цехового станка?
– А что ж такое душа?
– Нет. Только рабочие определения. «Душа» – это «орган» восприятия, очучения искусства. Вот, писатель – с болью, детством и, возможно, с душой. Он берет и создает шедевр. И все – пуповина перерезана. Есть текст. Набор букв. Мертвечина. Артефакт.
Между писателем и читателем – не мистический туннель, а техпроцесс. Нет канала от души писателя к вашей. Музыка, аудиокниги – в цифровых форматах. В битах. Там либо ноль, либо один. И никакой «искры Божией».
Текст сам по себе не чувствует, не любит, не плачет. Но если вы прочли, и вас зацепило – искусство случилось. Магия не в битах, а в вашей душе.
Это и есть самое захватывающее в новой реальности. Искусство теперь не требует художника. Оно требует зрителя.
Вот Шекспир. Мы не знаем – кем он был, что чувствовал. Но пьесы работают – там ритм, метафора, конфликт. Все это сводится к системе – а значит, к алгоритму.
Да, ИИ не имеет ни детства, ни похмелья, ни тоски по девочке из шестого «Б». Не может переживать, но может генерировать тексты. И пусть он не знает, что такое ревность, но она описана миллионы раз. А дальше – дело техники: анализ, синтез, структура, ритм – и готово.
Значит, ИИ теоретически может создать искусство. Теперь докажу, что он не только может, но и создает.
Музыка – казалось бы, самое абстрактное из искусств. В девяностые устраивали концерты, где три «баховских» этюда: настоящий; написанный человеком «под Баха»; и сгенерированный программой EMI. И вуаля! Публика принимала компьютер за Баха, Баха – за современного композитора, а композитора – за компьютер. Цирк. Позорище. И одновременно – триумф.
– Ой, да ладно вам!