Новый год и Нобелевская лихорадка
Я пытаюсь что-то ответить, но тщетно. Закусив удила, он уже втолковывает мне, кто такой Иисус Христос с древне-иудейской точки зрения. Все вполне предсказуемо, одним словом – шлимазл. Но ограничиться одним-единственным словом Шмуэль не способен. Он фанатично аргументирует, что-то цитирует и, несмотря на то что я давно молчу, ведет себя так, будто у нас бурный теологический диспут. Когда напор напыщенной несусветицы начинает идти на убыль и, кажется, вот-вот иссякнет, профессор Басад ни с того ни с сего брякает:
– А ведь это не евреи! Не евреи его распяли, а итальянцы! – И принимается яростно доказывать этот крайне оригинально сформулированный тезис.
У нас во всем виноваты итальянцы. И я. Заподозрить меня в распятии Христа у Шмуэля фантазии пока не хватает, поэтому – итальянцы. Эти проклятые итальянцы, имеющие, кстати, весьма косвенное отношение к древним римлянам, продали ему микроволновой генератор, который прибыл с опозданием и в котором не функционирует система охлаждения.
Впоследствии окажется, что мы просто не доперли открыть предохранительные клапаны на воздухозаборных отверстиях, но до той поры итальянцы продолжат быть повинны во всех смертных грехах. Затем обвинения будут сняты, однако довольно скоро выяснится, что профессор Басад заказал систему, не вполне пригодную для наших нужд. Я вернусь к старой доброй микроволновке, а итальянцы вновь впадут в немилость.
– Шмуэль, поймите, Новый год – это праздник моего детства, – осторожно произношу я, дождавшись окончания его околесицы. – Это то немногое, что связывает с местом, где я родился. Новогодняя ночь, елка…
– Ты еврей или христианин? – профессор Басад ставит вопрос каким-то уж совсем неуместным ребром.
– Кхм… – я растягиваю паузу, в надежде, что он одумается. – Я атеист. В том смысле, который вы имеете в виду, мне сложно… Да и Новый год… он, собственно, светский праздник… Он не особо связан с религией.
– Ты еврей или не еврей?! – выпаливает он, срываясь на крик.
Настолько хамских выходок я не припомню со времен ухода из школы Зив.
– Я не мыслю в таких категориях.
– Признавайся, ты еврей или не еврей?! – Шмуэль впивается в меня немигающим взглядом, а его лицо приобретает кумачово-красный оттенок.
– Между прочим, “Кто не с нами, тот против нас” – лозунг самого Иисуса Христа, – не удержавшись, процедил я сквозь зубы.
– Что?!
– Ничего, продолжайте, пожалуйста.
Когда я поделился этой историей с моим другом Дороном, он съязвил, что надо было расстегнуть ширинку и наглядно продемонстрировать Шмуэлю мое безупречное “еврейство”. Но в тот момент мне было ничуть не смешно. После того как приступ охоты на ведьм миновал, Шмуэль приподнял кипу, огладил волосы и, пристроив ее на место, разрешил мне, наконец, взяться за презентацию.