Эпилог
Мучительные ожидания, письма, прошения… Впрочем, вы, несомненно, знакомы с утонченным и узаконенным садизмом бюрократии. Кроме того, на эту тему прекрасно высказался Кафка. И у меня наверняка так не получится.
Следует отдать дань прямоте этой отпетой садистки – она изначально объявила, что теперь у меня нет никаких, вообще никаких прав. И они (чувствовалось, что ее подмывало сослаться исключительно на себя) могут делать со мной все, что им (то есть ей) заблагорассудится. Произнеся эту тираду, она выдержала паузу, томно потеребила вычурные золотые украшения накладными когтями и поинтересовалась, в полной ли мере я осознаю свое положение. Как выяснялось, свое положение я осознал не сразу, и она, не жалея сил, продолжала ставить меня на место.
В выдворении меня из рая было еще множество омерзительных этапов, в том числе – аннулирование стипендии, обещанной за дополнительные доработки. Обосновывалось это теми самыми взбалмошными претензиями к сделанному мною сверх требуемого. Как только я закончил, Ректор состряпал еще одно гнусненькое письмецо, где разнес меня в пух и прах, и отменил причитающуюся мне оплату.
С другой стороны, институт не предпринял попыток настоять на возвращении стипендии за прошлые месяцы аспирантуры, к чему я морально готовился, заранее решив на этот раз без боя не уступать.
Я был настолько оскорблен, что даже хотел, чтобы они попробовали. Затаился и ждал. Рисовал в уме картины, как в ответ выложу им все художества профессора Басада: начиная с антисанитарии в лаборатории и токсичности наночастиц, которыми он травит аспирантов, скупясь на приобретение защитного оборудования; и кончая его враньем, подробно задокументированным в нашей электронной переписке, венцом которого, разумеется, являлось требование подделать чужой коммерческий продукт.
И на десерт, если вышеперечисленное не станет им поперек горла, я намеревался скормить им пикантную историю о том, как профессор передового технологического института – гордости и красы государства – орет на аспиранта “еврей ты или не еврей” за то, что тот посмел заикнуться, что праздновал Новый год. Который уже лет десять назад узаконен в Израиле как общинный праздник, так и называющийся – “Новый год”.
И наш премьер-министр, в лучших традициях и разве что не бухой, в полночь толкает поздравительные речи. Этот фрукт – наш премьер – шутит шуточки, потешно коверкая вкрапления русских слов, и разъясняет израильтянам, что теперь праздник следует называть по-русски, а не каким-то заморским именем Сильвестр48.
А тут профессор Басад такие номера откалывает. Ой-вей… В сегодняшней социально-политической обстановке этакий пассаж должен смотреться просто прелестно. То есть – чудовищно, как мне и надо. Одного этого наверняка хватит с лихвой, а в совокупности с остальными художествами и подавно всем мало не покажется.
Однако дополнительных претензий или требований со стороны института больше не поступало. Но и аудиенции у Ректора, где можно было бы обсудить мое скоропостижное и безвозвратное изгнание, я так и не дождался. И на этом решил махнуть рукой, прекратить на что-то надеяться и унижаться.
* * *
48 Прежде праздник назывался на католический манер “Сильвестр” – день святого Сильвестра – в честь Сильвестра первого и Сильвестра второго. Первый, согласно легенде, в 314 году изловил библейское чудище – морского змея Левиафана. Второй считался магом и при этом был Папой Римским как раз в 1000 году, когда должен был наступить конец света, из-за того самого Левиафана, которого уже убил Сильвестр первый, а задолго до этого успешно угрохали еще в Ветхом Завете (Псалтирь, псалом 73:14).